О ДОКЛАДЕ МИТРОПОЛИТА АНТОНИЯ СУРОЖСКОГО: «ДУХОВНОСТЬ И ДУХОВНИЧЕСТВО»
на Второй Международной церковной конференции к 1000-летию Крещения Руси, Москва, 18 мая 1987 г.

Прошла почти четверть века с того времени, когда впервые прозвучал доклад митрополита Антония Сурожского «Духовность и духовничество» на второй Международной церковной конференции к 1000-летию Крещения Руси в Москве. Владыка Антоний очевидно чувствовал грядущие перемены в России, а мать Мария Скобцова писала о них почти пророчески: «Если в Церковь, одаренную терпимостью и признанием со стороны советской власти, придут новые кадры людей, этой властью воспитанные... сначала они, в качестве очень жадных и восприимчивых слушателей, будут изучать различные точки зрения, воспринимать проблемы, посещать богослужения и т.д. А в какую-то минуту, почувствовав себя наконец церковными людьми по-настоящему, по полной своей неподготовленности к антиномическому мышлению, они скажут: вот по этому вопросу существует несколько мнений - какое из них истинно? Потому что несколько одновременно истинными быть не могут. А если вот такое-то истинное, то остальные подлежат истреблению как ложные. Они будут сначала запрашивать Церковь, легко перенеся на нее привычный им признак непогрешимости. Но вскоре они станут говорить от имени Церкви, воплощая в себе этот признак непогрешимости. Если в области тягучего и неопределенного марксистского миропонимания они пылают страстью ересемании и уничтожают противников, то в области православного вероучения они будут еще большими истребителями ересей и охранителями ортодоксии». / Мать Мария. Воспоминания, статьи, очерки.т.2, YMCA-PRESS, Paris, 1992. д-д «Настоящее и будущее церкви», с.247-248/.

«Наша Церковь только начала подниматься с колен…» ( из проповеди протопресвитера Виталия Борового в Богоявленском Патриаршем соборе в Москве в Неделю 4-ю по Пасхе «О расслабленном» в 1982 г.)

Надо сказать, что тема «Духовность и духовничество» нисколько не потеряла своей актуальности. После долгого периода тяжелых испытаний (с 1917 г. до начала 90-х гг.) Православная Церковь в России начала восстанавливать свой внешний облик и свою внутреннюю жизнь. За те неполные 25 лет с начала «перестройки» общественное сознание изменилось, и роль Церкви в жизни общества, где нет никакой идеологии, становится более ответственной.

Владыка Антоний начинает свой доклад с определения духовности. Раньше слово «духовность» не употреблялось в Церкви христианами. Говорилось о «духовном здоровье», «духовной дисциплине» и т.п. О духовности говорят ученые, культурологи, политологи, религиоведы, экстрасены и даже колдуны. При этом каждый имеет в виду что-то свое, как правило, имеющее весьма отдаленное отношение к тому, что под этим понимают в богословии В Теологическом энциклопедическом словаре /М., Ассоциация «Духовное возрождение», 2003г./ можно встретить такое определение: «ДУХОВНОСТЬ (Spirituality) так называют состояние глубокого единения с Богом». А вот как определяет духовность митрополит Антоний Сурожский: «…надо помнить, что духовность заключается в том, что в нас совершает действие Святого Духа и духовность не есть то, что мы ею обычно обозначаем, а это есть проявление таинственного действия Духа Святого».

Потребность в духовном руководителе, если речь идет о духовной жизни, или потребность в наставнике (советчике) в сложных жизненных ситуациях, или, наконец, потребность в профессиональном наставничестве (руководстве) и т.п., часто возникает у людей, которые, имеют перед собой какую-то цель, и это нормальное явление в науке, искусстве, литературе, музыке и в церковной жизни особенно.

Духовное руководство в христианской жизни заключается в том, что духовник внимательно следит (наблюдает) за тем, как и что совершает Дух Святой над человеком. При этом духовник предостерегает и защищает свое духовное чадо от соблазнов или падения, от неверия (потери веры).

Духовное наставничество возникает уже в ранний христианский период. С момента появления отшельнической жизни первых христиан и возникновения монастырей в Сирии, Египте, Палестине.

В монастырях, живших по киновийному уставу, был свой наставник - духовник, который следил за духовной дисциплиной в целом, а также за духовным возрастанием, созреванием духовного чада. Как правило, это был опытный, ответственный подвижник, который многие годы или десятилетия посвящал свою жизнь борьбе с искушениями и приумножениию любви к ближнему. С годами опыт такого подвижничества дает корни, разрастается и возникает такое явление, как СТАРЧЕСТВО.

По мнению владыки Антония: «Старцем можно быть только по благодати Божией, это харизматическое явление, это дар; и научиться быть старцем нельзя, так же как нельзя выбирать своим путем гениальность. Мы все можем мечтать о том, чтобы быть гениальными, но мы отлично понимаем, что Бетховен или Моцарт, Леонардо да Винчи или Рублев обладали такой гениальностью, которой нельзя научиться ни в какой школе, и даже нельзя научиться длительным опытом, но которая является божественным даром благодати».

За два тысячелетия Церковь Христова прошла через огромное количество испытаний, которые не прекращаются и в настоящее время. Но те внешние изменения, разделения, преобразования, которые в силу тех или иных причин произошли в Церкви, нисколько не изменили Ее внутренней сущности. И роль духовничества в жизни Церкви, роль духовного руководства в разных церквах в современном мире нисколько не потеряла своей значимости. Более того, потребность в духовном окормлении мирян в сегодняшней жизни Церкви, думается мне, требует особого рассмотрения. И здесь уместно снова обратиться к опыту владыки Антония Сурожского.

В своем докладе владыка Антоний подразделяет ДУХОВНИЧЕСТВО на отдельные типы. Основной тип – это священник, который совершает таинства Церкви. Одним из самых регулярных таинств является ИСПОВЕДЬ – примирение человека с Богом. Состоится или не состоится это примирение зависит не только от опыта, умения, знания и, наконец, желания священника, это зависит во многом от желания и понимания того, чего ждет Господь от самого исповедывающегося (кающегося). Таким образом, это является обоюдной ответственностью перед Богом. Здесь владыка Антоний предупреждает о большой опасности «которой подвергается молодой неопытный священник, полный энтузиазма и надежды», будто он сразу после рукоположения наделен умом, опытом, способностью «различать духов» и т.п. Отсюда есть реальная опасность такого явления, как «МЛАДОСТАРЧЕСТВО». По словам митрополита Антония Сурожского, это явление встречается довольно часто в разных и во всех странах. Священник начинает руководить своими духовными детьми иногда только указами: этого не делай, того не делай и т.п. Получается некая карикатура духовной жизни.

Часто молодые священники «управляют» своими духовными чадами, вместо того, чтобы их духовно растить. Воспитание ребенка, молодого человека, требует не только опыта, но и необыкновенных сил, терпения, и, наконец, любви к ближнему. А вот, чтобы вырастить духовное чадо, необходимо применять какой-то особый подход, индивидуальное отношение к личности человека, полюбить его…

«Взращивать, - говорит владыка Антоний, - «- это значит относиться к ним и поступать с ними так, как садовник относится к цветам или к растениям: надо знать природу почвы, надо знать природу растения, надо знать условия, в которые они поставлены, климатические или другие, и только тогда можно помочь - и это все, что можно сделать - помочь этому растению развиться так, как ему свойственно по его собственной природе. Ломать человека для того, чтобы его сделать подобным себе - нельзя. Один духовный писатель Запада сказал: "Духовное чадо можно привести только к нему самому, и дорога внутрь его жизни бывает иногда очень долгая..." В житиях святых можно увидеть, как большие старцы это умели делать, как они умели быть собой, но прозреть в другом человеке его исключительное, неповторимое свойство, и дать этому человеку, и другому, и третьему возможность быть тоже самими собой, а не репликами этого старца или, еще хуже, его трафаретным повторением». И тут же владыка Антоний приводит замечательный пример, который ярко иллюстрирует, насколько каждый человек неповторим и имеет свой путь, свою дорогу внутрь (вглубь) его жизни. Хорошей иллюстрацией к этому является встреча Антония и Феодосия Печерских. Антоний - отшельник. Несмотря на это, Феодосий – его воспитанник, становится основоположником общего жития.

Есть еще помимо старчества промежуточная область, которую владыка Антоний называет ОТЦОВСТВОМ. Оно заключается в том, что какой-то человек, не обязательно священник, может родить к духовной жизни другого человека. И этот человек, если ему откроется в отце сияние вечной жизни, и он почувствует в отце духовное и душевное созвучие, тогда он может подойти и просить его стать наставником и руководителем. При этом между ними присутствует атмосфера полного взаимного понимания, можно сказать, послушания. Послушания не в смысле подчиненности, подвластности, а в смысле СЛУШАНИЯ всеми силами души. В равной степени к этому призван как духовник, так и послушник. Духовник, отвечая за пасомого, прислушивается, всматривается всем своим опытом, всем своим существом, молитвенно призывая Духа Святаго, чтобы увидеть, что совершает Дух Святой в человеке, который ему доверился. Здесь важно не воспитывать духовное чадо по своему образцу или образу кого-то, как некую «жертву». Здесь нужно уметь отслеживать пути Духа Святаго в своем ученике, благоговеть перед тем, что Сам Бог свершает в нем. Владыка Антоний подчеркивает это: «…послушание не в том, чтобы делать слепо то, что говорит некто, имеющий над вами или материально-физическую, или душевно-духовную власть; послушание заключается в том, что послушник, выбрав себе наставника, которому он верит безусловно, в котором он видит то, что он сам ищет, вслушивается не только в каждое его слово, но вслушивается и в тон голоса, и старается через все проявления личности наставника и все проявления его духовного опыта перерасти самого себя, приобщиться к этому его опыту и стать человеком, который уже вырос за предел той меры, которой он мог бы достичь своими собственными усилиями. Послушание - это раньше всего стремление слушать, и слышать не только умом, не только ухом, но всем существом, открытым сердцем, благоговейным созерцанием духовной тайны другого человека». И далее владыка Антоний приводит замечательное высказывание отца Евграфа Ковалевского: «Когда Бог смотрит на человека, Он не видит в нем ни добродетелей, которых может и не быть, ни успехов, которых он не имеет, но Он видит незыблемую, сияющую красоту Собственного Образа...» Как человеку увидеть эту божественную красоту в другом человеке? Как возможно узреть эту неповторимость, этот образ Божий? Многим из нас знакомо чувство влюбленности, рассуждая об этом, Н.А. Бердяев в одной из своих работ пишет: « Влюбленность – есть притяжение вверх, восхищение, она доходит до творческого экстаза… влюбленному Ивану, Марья представляется красавицей, в то время, как все видят, что она уродлива… Любовь – влюбленность, может быть прорывом…к личности, к неповторимому человеческому лицу…она определяет и опознает личность… На своей вершине любовь всегда есть видение лица любимого в Боге». / Н.Бердяев. О рабстве и свободе человека. YMCA-PRESS, PARIS, 1939, pp.186,196 /.

Владыка Антоний отмечает: « Примечательно, что Адам, увидев перед собой Еву, не стал рассматривать ее как новое существо, как бы спрашивая: «Кто она? Она не похожа на меня», а сказал: «Я – это я, она – это она, она – женское выражение моего мужского начала» - «иш» и «иша» на иврите. Он увидел в ней как бы отраженного себя. Но отражение – это не личность, а он увидел личность, которая одновременно была им и его исполнением. По словам одного богослова, это была одна личность в двух лицах. Одна личность – человеческое существо, достигшее такой степени зрелости, что оно разделилось на два существа, которые могли смотреть друг на друга и узнавать друг в друге самих себя. Их ничто не разделяло, между ними не было противопоставления, было только видение полноты, совершенства – полноты, которая не могла вместиться в одного из них, потому что все заложенное богатство возможностей не могло бы найти свое выражение в одном существе. Это было чудо. Каждый увидел в другом себя, облеченного в дивную красоту. Они увидели в другом свое исполнение, увидели, что вместе они – одна личность». /Митрополит Антоний Сурожский. Уверенность в вещах невидимых.Последние беседы.(2001-2002)М., «Духовное наследие митрополита Антония» 2012, с.143-144/ Здесь митрополит Антоний размышляет об Адаме и Еве, подразумевая человеческую личность. Личность по определению Н.Бердяева – духовная категория и принадлежит Богу. Так смогли увидеть Божественную красоту первые люди на Земле. Адам и Ева являют собой Божественную полноту – Венец творения. Владыка Антоний продолжает далее: «Мы — как картина великого мастера или как икона: если бы мы оказались перед лицом одной из прекраснейших картин в мире или перед иконой неописуемой красоты, которая пострадала от времени, от обстоятельств, от небрежности или от ненависти людской, у нас сердце надрывалось бы о том, как эта красота изуродована, но с каким благоговением, с какой заботой мы стали бы обходиться с ней ради всего, что в нее вложил художник, и всего, что еще осталось от его замысла. И только отождествляясь, сплетаясь как бы корнями с этой неизъяснимой красотой Божией в каждом человеке, мы можем начать вглядываться в то, что разрушено или повреждено, и постараться вернуть это к жизни». И, конечно, если у человека нет способности видеть в другом человеке эту извечную красоту, видеть, как начинает совершаться в нем призвание – стать по образу Христа богочеловеком, то он не может быть его духовником. Человека нельзя создать, сделать, сотворить т.к. он уже сотворен по образу и подобию Божию. А вот помочь ему вырасти в меру его собственного призвания, стать подобием Божиим- это и есть задача настоящего духовника.

Христос своим явлением, воскресением и вознесением дарует человеку возможность стать подобием Божиим. Спаситель уже никогда не оставит человека: «…ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» /Мф.18, 20/ - говорит Он своим ученикам.

Представим себе мозаичное панно необыкновенной красоты, отображающее образ Спасителя, где каждый отдельный элемент мозаики представляет собой некое особое целое, без которого нарушается восприятие полноты картины, аналогичная картина складывается и в Церкви по отношению к каждому из ее членов. Здесь необходимо подчеркнуть достоинство каждой личности в общем достоянии Церкви. В литургическом аспекте это убедительно показал протопресвитер о. Александр Шмеман: «"Святая святым!" В этих словах, а также в ответе на них общины - "Един Свят, Един Господь Иисус Христос" - все человеческие рассуждения находят свой конец. Святая - Тело и Кровь Христа - только для тех, кто свят. Однако никто не свят, кроме единого Святого Господа Иисуса Христа. И таким образом, на уровне жалкого человеческого "достоинства" дверь закрыта; ничего мы не можем предложить, что сделало бы нас "достойными" Святых Даров. Ничего, кроме святости Самого Христа, которую Он в Своей безграничной любви и милосердии сообщает нам, со-делывая нас "родом избранным, царственным священством, народом святым" (1 Пет. 2:9). Это Его святость, а не наша, делает нас святыми и, значит, "достойными" приступать и принимать Святые Дары. Ибо, как говорит Николай Кавасила, комментируя эти слова, "никто не имеет святости сам по себе, и она не зависит от человеческой добродетели, но все, обладающие ею, получили ее от Него и Им. Как если бы несколько зеркал были выставлены на солнце, все они блестят и все источают лучи, тогда как одно и то же солнце соделывает их блистающим». /Святая святым.-протопресвитер Ал.Шмеман, Киев, 2004, с.43-44/.

Апостол Павел дает нам необыкновенный пример диалектики Божественного и человеческого: «12Ибо, как тело одно, но имеет многие члены, и все члены одного тела, хотя их и много, составляют одно тело, - так и Христос… 26Посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены» / 1Кор. 12:12,26/.

Еще одно очень важное свойство, необходимое для духовничества – это СМИРЕНИЕ. Это духовное качество должно быть обоюдным. Мы привыкли к тому, что смирением должен обладать послушник или духовное чадо. А, между тем, утверждает владыка Антоний, сколько же смирения необходимо: «…священнику, духовнику для того, чтобы никогда не вторгаться в святую область, чтобы относиться к душе человека так, как Моисею приказал Бог отнестись к той почве, которая окружала купину неопалимую. И каждый человек - потенциально или реально - уже является этой купиной; и все, что его окружает, это почва святая, на которую духовник может ступить, только иззув свои сапоги, никогда не вступить иначе, чем как мытарь, стоящий у притолоки храма, глядящий в храм и знающий, что это область Бога Живого, место святое, и он не имеет права войти туда иначе, как если Сам Бог велит или Сам Бог подскажет, какое действие совершить или какое слово сказать».

Хочется отметить еще одну мысль владыки Антония о «духовной деликатности» наставника, который не должен держать свое чадо в состоянии инфантильности всю жизнь. Духовник должен воспитывать человека в духовной свободе, чтобы воспитанник не прибегал по всяким пустякам, как это часто можно видеть. Необходимо взрастить его (пасомого) в такую меру, когда он сам научится чувствовать действие Святого Духа в своем сердце.

Далее, развивая мысль о СМИРЕНИИ, владыка Антоний говорит, что «СМИРЕНИЕ» - по-русски – это состояние примиренности с Божией волей, т.е. примирение со всеми обстоятельствами собственной жизни.

В латинском корне слова СМИРЕНИЕ - humilitas от слова humus – плодородная земля, владыка Антоний приводит мысль своего любимого святого Феофана Затворника: «… что представляет собой земля: она лежит безмолвная, открытая, беззащитная, уязвимая пред лицом неба; она принимает от неба и зной, и лучи солнечные, и дождь, и росу, но она принимает также то, что мы называем удобрением - то есть навоз, отбросы, все, что мы в нее кидаем, - и что случается? - она приносит плод, и чем больше она выносит того, что мы душевно называем унижением, оскорблением, тем больше она приносит плода».

Каждый из нас имеет большой потенциал жизненной энергии для того, чтобы возрастать и развивать себя. При этом, должен же быть кто-то, кто по-настоящему может и хочет увидеть это возрастание в Духе. Но, где найти такого человека?

«Где искать духовника?» - вопрошает владыка Антоний. Этого делать не нужно. Специальные поиски могут и не достичь должного результата. А вот молиться и просить Бога об этом, это правильно, ибо Господь Сам часто посылает нужного человека в нужную минуту. Нужно только быть очень внимательным, чтобы не прозевать этот момент. И часто бывает так, что этот человек, этот духовный наставник не сразу становится духовником. Может пройти немалое время, прежде чем выяснится, что это тот, кто тебе нужен.

Все мои рассуждения были бы пустыми, если бы я не сказал несколько слов о своем духовном отце. Им был – протопресвитер Виталий Боровой. Мой личный опыт поиска и обретения духовника очень сложен, он напоминает о долгих и тяжелых усилиях, которые приходилось прилагать при общении с протопресвитером Виталием Боровым, т.к. после первых месяцев очарований и влюбленности в эту необыкновенную личность, я стал ощущать дискомфорт или скорее мое несоответствие своему будущему духовному отцу. Дело в том, что о.Виталий как говорил, так и поступал, как советовал, так и жил сам и в этом они с владыкой Антонием были очень похожи. И тогда я понял, что от меня требуется работа над самим собой не только в углублении христианского мировоззрения, но и в христианском делании. А это было очень трудно, т.к. между нами установились отношения дружеского доверия и откровенности, искренность, честность и открытость отца Виталия призывали к ответному раскрытию души. Что-то солгать или утаить было совершенно невозможно. И когда любовь отца Виталия распространилась на всю мою семью, а, главное, на детей (он был крестным отцом моей младшей дочери Христины), он всем своим поведением подавал мне пример личной ответственности за моих близких. Вот тогда только я понял наконец-то меру своей ответственности перед Богом. И, может быть, с этого момента можно было сказать, что я обрел духовника. Я не могу сказать, что мне удалось достичь какого-либо соответствия своему духовному отцу, но, благодаря отцу Виталию я постоянно учился смотреть на мир глазами христианина, подобно тому, как это делал отец Виталий. И не только видеть, но и в меру своих сил пытаться делать что-то хорошее и доброе, тем самым препятствуя тому злу, в котором лежит мир. Не имея рядом с собой любящего отца, я нашел его в отце Виталии… и за все это я до конца своих дней буду благодарить Бога за великую радость видеть, как умеют жить и реально славить Бога настоящие христиане. Наше общение с отцом Виталием продолжалось более двадцати лет, вплоть до его кончины. Сам он был чрезвычайно скромен в оценке себя в качестве духовника и всегда называл себя моим другом, которым он и был, являясь для меня настоящим духовным наставником и примером в следовании за Христом, истинным свидетелем Христовым.

И, наконец, я благодарю Бога за незабываемые часы общения с владыкой Антонием Блумом в восьмидесятые годы в гостинице «Украина», где он останавливался. В гостях у владыки нас было несколько человек и, конечно, каждый имел к нему массу вопросов. И были важны не только его ответы, идущие из глубины сердца, но и то необыкновенное тепло, которое исходило от владыки по отношению к каждому из нас. Во всем его облике чувствовалась любовь ко всем нам. У меня осталось ощущение, что беседа эта была очень дорога не только нам, но и владыке Антонию. Мы же после этой беседы получили незабываемый дар – видеть свидетельство настоящего апостольского служения Христу, столь щедро явленное нам владыкой Антонием.

Насколько актуально звучат и теперь слова владыки Антония: «Бог нас призвал быть Его посланниками на земле, и Он нас посылает туда, где мрак, чтобы быть светом; где безнадежье - чтобы быть надеждой; где радость умерла - чтобы быть радостью. И наше место не просто там, где покойно, в храме или при совершении литургии, когда мы защищены взаимным присутствием, а там, где мы стоим в одиночку, как присутствие Христово во мраке обезображенного мира». Этот призыв владыки Антония обращен ко всем нам, т.к. «Воля человеческая есть одна из трех воль, которые определяют судьбу мира. Отцы Церкви говорили о том, что воля Божия всегда благая, но она себе положила грань, дав свободу человеку, свободу сказать: "Аминь" или отказаться от Божией воли. Бесовская воля всегда разрушительная, всегда злая, всегда лживая и убивающая. И, наконец, между этими двумя волями - воля человеческая, человек может прислушаться к кроткому, любвеобильному призыву Божию или поверить лживым обещаниям сатаны. И в зависимости от того, что он выберет, та или другая воля в данную минуту преобладает в данном человеке - и вокруг него по необходимости. Но если человек сделал выбор между Богом и сатаной, между жизнью и смертью, между правдой и неправдой и т. д., то есть одно свойство, которое ему абсолютно необходимо для того, чтобы пройти весь свой путь успешно. Серафим Саровский говорит об этом ясно, он говорит, что отличает погибающего грешника от спасающегося грешника решимость. Колеблющаяся душа постоянно поднимается, взлетает и падает. Только при решимости, которая может превозмочь наши собственные желания, наши собственные стремления, нашу косность и т. д., можно идти вперед». И подтверждением всему вышесказанному звучат евангельские слова: «…Иисус сказал ему: никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия» (Лк. 9:62).

Человек постоянно стоит перед проблемой выбора, и нам часто представляется свобода как возможность выбора. Владыка Антоний дает нам другое понимание свободы, приводя в пример паремии перед Рождеством, где говорится о Христе пророчески: «…что раньше, чем Он сможет отличить доброе от злого, Он изберет доброе. Потому что этот выбор между добром и злом по нашему усмотрению уже является результатом нашей испорченности и нашего нездоровья». И далее владыка продолжает: «Но в свободе есть несколько удивительных моментов по красоте. Латинское слово libertas - из закона, и это определение ребенка свободнорожденного, от свободных родителей. Значит, когда мы говорим, что мы свободны, то мы говорим о том, что для Бога мы свободнорожденные, мы не рабы, мы уже свободны. Но эта свобода может удержаться только путем подвига, потому что если человек родился в свободной семье, но стал рабом пьянства или других пороков, то он уже раб, а не свободный. Поэтому требуется то, что мы называем дисциплиной, которую мы часто путаем с дрессированностью, с порабощением чужой воле, тогда как дисциплина - это состояние ученика, discipulus, это тот строй души, который человека вольного и анархического делает учеником и последователем наставника. "Подражайте мне, как я Христу» (1 Кор 4: 16). Завершая свою мысль о свободе, владыка говорит: «Но если вы подумаете о других словах, - freedom, Freicheit - они все происходят от санскритского слова, которое как глагол значит "любить" или "быть любимым", или как существительное "мой любимый". Так что предельно интуиция, гениальная интуиция раннего санскритского человечества: свобода - это соотношение совершенной любви между двумя существами, между Богом и нами. Поэтому свобода не заключается в том, что я могу выбрать добро или зло, а в том, что я вырос в такую меру взаимной любви с Богом, что я заранее избираю то, что Божие».

Это поразительное откровение, которым завершает владыка Антоний дискуссию после своего доклада, еще раз напоминает нам всем сокровенную мысль матери Марии Скобцовой о великом служении внехрамовой литургии, которому она посвятила себя и обрела мученический венец: «Но если в центре церковной жизни стоит эта жертвенная, самоотдающая любовь Евхаристии, то где ее границы, где периферии этого центра? В этом смысле можно говорить о всем христианстве как о вечно свершаемой внехрамовой литургии. Что это значит? Это значит, что не только в определенном месте, на престоле храма должна нами приноситься бескровная жертва за грехи мира, жертва самоотдающейся любви, а что весь мир в этом смысле является единым престолом единого храма, что для этой вселенской Евхаристии, подобно хлебу и вину, мы должны приносить наши сердца, чтобы они пресуществлялись в Христову любовь…» / Мать Мария Скобцова – Типы религиозной жизни.- "Вестник РХД" N 176 (1997 г./.

После этих поистине опаляющих огнем веры слов матери Марии, мне бы все таки хотелось закончить свое повествование словами моего духовного отца – протопресвитера Виталия Борового, произнесенными им во время дискуссии по обсуждению доклада владыки Антония «Духовность и духовничество» в мае 1987 г., сказанными им с бескомпромиссной честностью и открытостью, столь присущими отцу Виталию, подчеркивающими всю важность доклада владыки Антония: «Я не буду благодарить владыку Антония, потому что это чувствуют все; скажу кратко. Если бы от меня зависело, то я не то что просил бы напечатать его доклад вместе со всеми другими докладами, я хотел бы, чтобы этот доклад не просто был напечатан в "Журнале Московской Патриархии", потому что далеко не всех он достигает, а я хотел бы, чтобы он был в таком кратком виде отпечатан и разослан всем священникам Русской Православной Церкви, которые не только совершают литургию, но и имеют дело с духовничеством, т. е. исповедуют. Я думаю, что мы имеем моральное право просить и даже требовать этого от нашего руководства и священноначалия, потому что владыка Антоний сказал то, что надо было сказать в это время и в этом месте.

Здесь много священников, и я один из них. Мы все по опыту знаем, и надо искренне это признать, что очень часто мы ломаем, калечим и раним души людей, уже пришедших ко Христу, в Церковь, обращенных (или, вернее, обративших сами себя), или только вступающих в Церковь, интересующихся, приходящих ко Христу. В мире идет невидимая брань, не только мы воины и руководители, но также - тысячи, сотни тысяч воинов Христовых, которые вступают в Церковь. А мы во имя ложно понятого смирения и послушания, стилизованных по образу монашеской, подвижнической жизни XVII, XVIII, XIX веков, требуем от этих людей определенного стиля жизни, забывая, что они не монахи, а воины Христовы в миру, и забывая, что мы сами - простите меня - мы сами не соответствуем этому идеалу. Мы сами далеко не аскеты и не монахи, а на них одеваем одежды стилизованного монашеского православия и в основном требуем от них выполнения только этого! А когда говорим о духовничестве, то жонглируем словами высокими, святыми, аскетическими, забывая, что они не монахи, и что мы сами не выполняем того, что говорим.

Простите, я еще раз повторю: этот доклад, по крайней мере для меня, и я думаю, для всех нас, должен быть и усовещанием, и практическим напоминанием того, что мы должны делать, когда мы думаем, что мы "духовники" и "отцы". Спаси, Господи!»