Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Святители! Отцы мои и братья! Глубоко меня взволновало решение Святейшего Патриарха и Священного Синода о назначении меня епископом Сергиевским. Но теперь предстою я пред вами в глубоком покое всех сил моих душевных, собравшись с мыслями, испытав совесть перед Богом и готовый правдиво поведать вам те мысли и чувства, которыми полна душа.

Если бы я последовал первому движению сердца, я стал бы просить пощады, ибо властно влекутся все силы души моей к молитвенному безмолвию в безвестности монашеского трудничества, и страх и тоска ворвались в душу мою, когда голосом Церкви повелел Христос стать в ряды свидетелей Божественной Любви, ибо нет более ответственного и страшного призвания (Ин. 26, 21 и Мф. 10, 16).

Когда четырнадцать лет тому назад, будучи еще .врачом, я принял тайный постриг и искал подвига: молитвы, поста, бдения, жестокого жития, любовь мне подвигом не представлялась, а одной радостью и самой жизнью души. С тех пор я познал, что нет закона более неумолимого, чем закон любви Христовой: сострадательной, крестной любви Всесвятыя Троицы, любви Всемилостивого Спаса, отдающего жизнь за отступивших от Него людей, любви Доброго Пастыря, полагающего душу Свою за овец Своих... Легко и радостно было мне произносить обеты отречения. Ничто меня не влекло к себе, кроме искренней, радостной любви Христовой. Мне казалось, что мне не от чего отрекаться, так как кроме Бога ничего не желала, ничего не искала душа моя. И удивили меня напутственные слова духовника о том, что не в подвигах монашество, а в совершенной любви. Вскоре, однако, самое монашеское делание и иночески бдительное прохождение моего медицинского призвания стали открывать мне до того неведомое богатство в любви, приоткрыли мне смысл сказанных мне слов и привлекли меня к священству: “Ты оставил все, чем ты не дорожил, — настойчиво говорила мне совесть, — ради единственного, чего ты хотел; ты отрекся от ненужного тебе с тем чтобы завладеть вожделенным тобою. Подобно евангельскому юноше, ты не хочешь расстаться с богатством твоим”. — “Что же делать, чтобы улучить вечную жизнь?” — вопрошала душа в тоске и борении. — “Отдай последнее: пусть самая душа твоя станет добычей всякого алчущего и жаждущего, по слову Исаии пророка…” (Исаия 58, 10). Отцы и братья! Я стал священником в завершение данных мной монашеских обетов с тем, чтобы ничто во мне не оставалось бы моим. С тех пор прошло почти десять лет: я теперь только начинаю видеть, что я еще и не вступил на путь Христов, а Господь зовет меня стать Жертвой (Флп. 2, 17; 2 Тим. 4, 6), возлагает на меня омофор, знаменующий собой заблудшую овцу, которую добрый Пастырь, ценой жизни Своей, должен обрести и спасти от погибели, и вручает жезл, страннический жезл учеников Христовых (Евр. 11, 13; 1 Петр, 2, 11). Совершается немыслимое...

О своем недостоинстве говорить не буду: верю в благодать Божию, врачующую немощь и восполняющую скудость сил человеческих. Также знаю из опыта, что сила Божия (только) в немощи совершается (2 Кор. 12, 9), и потому не о силе молю Вседержителя, а о благодатной немощи, рождающейся в сокрушенном, смиренном и милующем сердце; о любви и смирении молю Бога, как об единственном прочном основании вечной жизни, как об единственном содержании жизни христианской, как об источнике ведения, премудрости и рассуждения.

“Вем, яко несмь достоин небеси и земли и сия привременныя жизни”, но без сомнения верю и знаю, что из-за безбрежной любви Бога к миру — и мне по дару Божию все возможно будет (Мр. 9, 23), что повелит Господь.

Нет слов, чтобы сказать о том трепетном чувстве, до края наполняющем сердце, при мысли, что сонм русских святителей определил мне войти в круг апостольский, поверил в искренность любви моей к Богу, к Церкви и к сиротствующему миру, доверил мне крест “насмертников” последних времен, не усомнился в том, что и я с радостью (Флп. 1, 29) изъявлю готовность по примеру Пастыреначальника Христа и вместе с Ним “душу свою положить за овцы”... Но прошу вас, святители Церкви Русской, умолите Господа Бога о мне, да даст Он мне немощь Богоприемную, Любовь и Ум Христовы (Флп. 2, 5 и 1 Кор. 2, 16), Смирение Господне и верность до конца в совершенном послушании Ему Единому. Верю, что по молитвам Святейшего Патриарха и родной Церкви не оставит меня Господь, сподобит послужить Ему, умерев себе, и даст мне изо дня в день убывать, чтобы Ему расти, покоряя Себе все силы естества моего, пока не овладеет всем без остатка.

Отцы и братья! Редко дает Бог епископу быть, подобно мне, посвященным среди собственной его паствы. Да будет мне дозволено и к детям моим духовным обратиться в этот час, великий для них, как и для меня. За годы моего священнического служения среди вас Бог дал нам стать тесной, любящей семьей. Благодать архиерейства — залог еще более глубокого, искреннего единства, ибо она — преимущественно благодать пастырства, отцовства духовного. Возблагодарим Господа. И еще сердечней, еще живей и действенней возлюбим друг друга. Станем едиными со Христом через любовь и в любви, и Христовой любовью, которую ничто не могло сломить, возлюбим тот мир, за который Он отдал Свою жизнь. Возлюбим каждого, как Он любит и нас (Флп. 1, 8): учениками Христа войдем в жизнь с новой надеждой и обновленной силой. Принесем в холодный, сирый мир огненную, непобедимую радость нашу, чтобы заликовала всякая душа, чтобы у всех рассеялся страх, чтобы погасла ненависть, чтобы свет Христов озарил и тех, кто бродит во тьме, чтобы едиными устами и единым сердцем всем, всем без остатка воспеть Богу победную песнь.

Вот те мысли и чувства, с которыми я ныне предстою перед Вашей Святыней; помню предупреждение Господне, что “от слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься” (Мф. 12, 37), но верю, что молитвами вашими и вашей поддержкой даст мне Господь исполнить то доброе, что Он мне внушил (Флп. 2, 13); простит мне мое неведение и то недостаточное, что есть в моих словах, всех нас соединит и будет Он над нами Единый Пастырь и Глава Церкви. Аминь!

1957

Предыдущая глава  | СОДЕРЖАНИЕ | Следующая глава

/