В начале семидесятых годов вокруг меня собралось достаточно много «йогов и буддистов», задававших мне очень «неудобные» вопросы. Ответов у меня не было. Срочно пришлось много читать на эту тему, но знаний не хватало, и очень требовался опытный и знающий человек. Господь, по милости своей к нам, как всегда, послал мне такого человека, причём с некоторыми ранее прочитанными рассуждениями его я был убеждённо не согласен.

Это была моя первая встреча с Владыкой Антонием Сурожским.

Вот как это произошло. Слух о том, что Владыка Антоний приехал на несколько дней на родину, и будет служить в храме Петра и Павла на Солдатской улице в Москве, распространился быстро. Все, в том числе и я, устремились в этот храм. В обычный воскресный день народу в храме было битком. Я тщательно подготовился и даже, на всякий случай, позаимствовал у приятеля магнитофон. Вы наверняка спросите: «А при чём здесь Владыка Антоний?». Дело в том, что в одной из его бесед, ходивших в самиздате, я прочёл о том, как он молился в буддийском храме и его мысли о буддийских молитвенниках. Я осмыслял себя тогда (уже несколько месяцев я был православным) охранителем устоев и ревнителем чистоты веры. Рассуждения Владыки насторожили меня и даже вызвали «праведное» негодование. Правда, эти свои высказывания он нигде больше не повторял. Одновременно с негодованием, глубокое уважение и доверие к Владыке было во мне неоспоримо. Я полагал, что именно такой человек может помочь мне в решении, сложного для меня, вопроса: христианство и йога, буддизм и вообще вся восточная мистика.

Войдя в храм, я протиснулся к правому клиросу. И, когда Владыка после «встречи» прошёл в алтарь Царскими вратами, я, неожиданно для себя, проявил дерзновение. В этом храме меня не знали, но я зашёл на клирос. Там, видимо, стояли «близкие» священников этого прихода и, так как я вошёл достаточно спокойно, меня, по всей видимости, приняли за приглашенного. Я разделся, и кто-то посоветовал мне пройти в Алтарь. Я вошёл южными вратами и удивился, что в Алтаре на меня никто не обратил внимания.

Началась Божественная Литургия. Встав перед престолом, Владыка в окружении священства начал вслух молитву «Царю Небесный…». Меня сразу поразила одна, невиданная мной нигде доселе, особенность его молитвы. Я помню, у меня было такое ощущение, что он, как на скоростном лифте, (именно это сравнение промелькнуло тогда у меня в голове) стремительно погрузился внутрь себя, в неведомую мне глубину. Знакомые слова молитвы, звучащие из этой глубины, без всякой внешней чувственной патетики (такой уже, к сожалению, приторно-привычной на пышных Архиерейских Богослужениях), настолько завладели умом и сердцем, что буквально увлекли в молитву, как в воронку.

И тут во мне пронёсся чёткий и громкий помысел, повергший меня в сильное смущение, причём, настолько громкий, что мне показалось - все его услышали: «Экстрасенс!». Помню, мне стало страшно стыдно. Я даже стал оглядывать присутствующих - не услышали ли они эту мою мысль. Но, Слава Богу, нет… (напомню, только, что это слово тогда не было в ходу)

Преодолев смущение от хульного, по моей оценке, помысла, понимая, что это умышленная «вражия» препона, я, всё же, собрался для молитвы.

Не буду описывать всю Литургию. Скажу лишь, что при всей глубине молитвы Владыки и при всей пышной торжественности чина архиерейского служения, Владыка оставался простым, ровным, спокойным и доброжелательным ко всем участникам. (Эти христианские качества Епископа, к сожалению, большая редкость в современном архиерейском Богослужении.)

Причастившись и причастив сослужащую братию, Владыка подошёл к креслу справа от Царских врат. Я уже знал Архиерейскую службу и стоял у кресла. Все, по обыкновению, после чтения благодарственных молитв стали подходить под благословение к Владыке. С некоторыми он недолго разговаривал. Я подошёл последним и попросил уделить мне несколько минут. Владыка выслушал мой вопрос внимательно и сказал: «Это долгий и серьёзный разговор. После окончания службы можете ли Вы поехать со мной в гостиницу, где я остановился? Там и поговорим». Не помня себя от счастья, я в ответ мог только кивнуть головой.

На глазах моих изумлённых знакомых я был посажен в правительственный ЗИЛ. В дороге Владыка молчал. Было видно, что он устал, тем более что ходили слухи, будто у него в то время были сильные боли в позвоночнике. Я стоял рядом, когда он в конце службы говорил проповедь (кстати, он «распекал» наших бабушек за писание в заздравных записках слов типа «заблудший раб Божий»). После проповеди о любви и терпения к людям, живущим вне церкви, он стал благословлять присутствующих. И это длилось очень долго. Он стоял, благословляя правой рукой подходящего, а левой, спрятанной под архиерейской мантией, поддерживал себя за поясницу.

Из машины мы вышли вдвоём и вошли в гостиницу «Советская». Представьте себе картину - 1974 год, гос-атеизм… По гостинице с символическим названием идёт Епископ, в зимней рясе и с жезлом в руках, и я (?) рядом. Люди удивлённо глазеют на этакую диковинку, а он ласково и доброжелательно кивает каждому встречному.

В номере, сняв верхнюю одежду, мы сели на диван. Я достал магнитофон и, благословившись, задал свой вопрос: «Владыка! В чём отличие христианства от восточных религий?».

Плёнка с записью этой беседы была мною в тот же день «запущена» ходить по Москве и затерялась, поэтому ответ Владыки Антония я воспроизвожу по памяти. Слова его глубоко запали в меня, как впрочем, и сама эта встреча, так что думаю, что смогу передать его ответ достаточно точно и достоверно. Из таких вот кирпичиков - встреч, бесед - складывалось моё православное устроение и осмысление себя и окружающего мира. В этой беседе меня поразили: соразмерность и точность сказанного Владыкой - все слова были им тщательно и глубоко обдуманы и выверены.

На мой вопрос Владыка ответил:

«Во всех мировых религиях, если вы внимательно станете их изучать и будете при этом честны перед собой, почти в 70 % увидите возможные совпадения. Но вот что меня всегда поражало, что в христианстве в полноте есть то, что, может, частично и присутствует в других религиях, но именно частично. А в ПОЛНОТЕ, я подчёркиваю, во всей полноте - только в Христианстве, и наиболее явственно в Православии. И это - Любовь Божия. Конкретная Любовь «конкретного» Бога к сотворённому Им миру и к человеку, сотворённому Им по Своему Образу и Подобию. Именно Полноты этой Божественной Любви вы больше нигде не найдёте. Поверьте, я серьёзно занимался этим вопросом. Отголоски этой Любви встретить можно, но когда «Бог так возлюбил мир, что отдал СЫНА СВОЕГО ЕДИНОРОДНОГО» на заклание - такого вы не встретите нигде!

Ведь если брать учение Христа как морализм, именно как нравственное учение - вы во многих религиях увидите схожесть. Но Никто, и это очень важно - Никто, - ни Будда, ни Магомет, ни другие учителя и основоположники религий не воплощали своё учение на КРЕСТЕ и не запечатлевали его собственной смертью. Призывали, указывали, но на крест и поносную, позорную смерть, с точки зрения народов, внимавших проповеди, пошёл только один Человек.

Вы не задумывались над такими абсурдными, с точки зрения «здравого смысла», словами Христа: «Я есть Путь, Истина и Жизнь»? Если сравнивать его с другими учителями, то они говорят: Я знают путь. Мне открылась Истина. Я знаю, что такое Жизнь или, как Её достичь. И только один Человек за всю историю человечества посмел назвать Самого Себя и Путём, и Истиной, и Жизнью! Согласитесь, что с точки зрения того самого здравого смысла, мы должны признать Человека, дерзнувшего сказать о Себе такие слова, сумасшедшим. Однако мы Ему верим и именно Он наш Учитель. Любой пытливый исследователь, при условии, что он предельно честен перед самим собой, какую бы религию он ни исповедовал, столкнувшись с образом Христа, встаёт перед дилеммой: или этот человек безумен или слова Его о себе истинны. Здесь в этой предельной честности нет компромисса. Беда в том, что как раз честности перед самими собой и перед Богом, которого мы взыскуем, нам часто и не хватает.
Кто-то из русских философов, ссылаясь на Святых Отцов, сказал: «Христианином может быть только цельный человек», и это правда. Ведь заповедь «Возлюби Господа Бога Своего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостью твоею» и есть тот Божественный призыв к цельности нашего существа. Всем, а не частью».

Когда Владыка замолчал, я, потрясённый его ответом, выключил магнитофон и, всё же, дерзнул задать ещё один вопрос, касающийся лично меня.

Когда я уходил, Владыка Антоний не дал мне самому надеть пальто, но сам снял его с вешалки и выступил в роли слуги. Всё во мне возмущалось и противилось, когда Епископ, уважаемый мной, только что так поразивший меня своими словами, надевает на меня пальто. Но от него исходила такая тёплая сила любви и доброжелательности, что я понял - я должен смириться и дать ему послужить мне до конца…

Это была моя первая и последняя встреча с Владыкой Митрополитом Сурожским, в то время Патриаршим Экзархом в Западной Европе.