|
Ожидаешь великолепия, запаха ладана, пышных
одеяний, золоченых икон. По меньшей мере — пару привратников у
Русского Православного Собора и его нынешнего настоятеля,
митрополита Антония Сурожского. Сам собор напоминает какой-то
поблекший остаток Византии, образчик барокко XII
века, скромно укрывшийся в глуши Найтсбриджа, между Гайд-парком
и группою посольств стран Ближнего Востока. Он был построен как
англиканский храм. После Второй мировой войны он был арендован
Православной Церковью, и недавно, в результате широкой кампании
по сбору средств, проведенной русской православной общиной, был
ею приобретен в собственность.
Если вы воспитывались в традициях Англиканской
Церкви, то Русская православная Церковь, с ее луковками куполов
и яркими ризами древнего, устаревшего обряда, покажется вам
несколько диковинной, экзотической ветвью христианства. По
крайней мере с точки зрения портновского искусства, православные
архиепископы, конечно, дадут нашим сто очков вперед. И немногие
архиепископы Кентерберийские за последние 30 лет произвели
большее впечатление — как чисто внешнее, так и в смысле духовном
— на англичан, чем этот седобородый русский с приятным голосом,
который никогда не бывал в Англии и не знал английского языка до
того, как в возрасте 35-и лет был назначен настоятелем общины,
состоявшей примерно из 300 русских эмигрантов в Лондоне.
Нынешний Архиепископ Кентерберийский, д-р Роберт
Ранси, считает, что влияние митрополита Антония простирается
далеко за пределы только православной Церкви: "Народ нашей
страны — христиане, скептики и неверующие — в огромном духовном
долгу перед митрополитом Антонием. Он представляет великую
православную традицию, и в частности, русскою веру.
Мы живем в такие дни, когда западные христиане
интеллектуально неудовотворены и страстно желают определить свою
общественную позицию. У Русской Церкви есть твердое сознание
вечной, непоколебимой истины. Ее богослужение не являет нам
идей. Оно соединяет нас с Богом. Митрополит Антоний, особенно в
радиопередачах, говорит о христианской вере с прямотой, которая
вдохновляет верующего и призывает ищущего.
Будучи личным другом ряда Кентерберийских
Архиепископов» он неустанно трудится во имя большего
взаимопонимания между христианам Востока и Запада и открывает
читателям Англии наследие православных мистиков, особенно
мистиков Святой Руси.
Митрополит Антоний — христианский деятель,
заслуживший уважение далеко за пределами своей общины».
Сегодня такие книги Митрополита Антония, как
"Молитва и жизнь» (Living
Prayer) и "Размышления на одну тему (Meditation
on a
Theme), написанные ясным английским
языком, расходятся тысячными тиражами. Он самый популярный
/покупаемый/ духовный писатель в Англии, и его книги переведены
на десяток языков. Размеренный ритм его голоса, простота и
глубина убеждения делают его прирожденным лектором. Община
русских изгнанников выросла до тысячи человек в самом Лондоне,
не считая еще восьми приходов в Бристоле, Девоне, Суссексе и
Норфолке. В одним из них приходской священник считает, что
половина его прихожан — в тем числе он сам с женой — англикане,
обратившиеся в православие.
Различия между западными церквами и православием
восточно-римской империи уходят корнями в глубокое прошлое. К
VI веку в христианстве, принятом двумя
веками раньше императором Константином, начался процесс
поляризации на распадающуюся западную империю и богатую, большее
устойчивую культуру с центром в Константинополе. Власть римского
Папы усиливалась, и отношения между Папой и Константинопольскими
патриархами пришли к резкому, злобному разрыву, формально
объявленному в 1054 году в Константинополе папскими посланниками
и Константинопольским Патриархом.
Западный мир верит в авторитет и непогрешимость
одного человека — Папы Римского; свободная иерархия православных
епископов и патриархов, или архиепископов, осталась верна своему
принципу соборности принятия решений. Существуют и другие,
разные по значимости, отличия, но этот основной раскол,
вероятно, никогда не будет преодолен. Не далее как в 1848 году
восточные Патриархи писали Папе: «У нас ни Патриархи, ни Соборы
не могут вводить новые учения, ибо хранителем веры является само
Тело Церкви, т.е. сам народ".
Тем не менее Русская Православная Церковь в
последние годы играет значительную роль в объединении христиан
всех конфессий. Происходит это и потому, что ей чужд
прозелитизм. И, что любопытно, несмотря на свои тщательно
хранимые традиции и обряды, она сохраняет всю простоту и
непосредственность в своем понимании учения Христа. Многие из
тех, кто посещает ежемесячные службы на английском языке в
Русским соборе, делают это лишь потому, что предпочитает их
форму и совершение привычным англиканским и католическим
службам.
Здесь нет скамеек, обязательных возгласов,
молитвенников в руках, хотя каждый волен присоединиться к общему
пению (без музыкального сопровождения). Люди спокойно входит в
храм во время службы, покупают и зажигают свечи, молясь затем
перед выбранной иконой. Один из главных парадоксов Православной
Церкви состоит в том, что иконы Христа, Богородицы и множества
святых подчеркивают близость Божию к человеку, в то время как
иконостас отделяет священное алтарное пространство от храма в
целом, символизируя отделенность Бога от человека.
Священнослужители появляются из алтарных врат для возгласов и
причащения общины хлебом и вином (сначала причащаются дети).
Дети играют на голом полу. В голову приходит мысль: так ли было
при царях — люди смиренно и, конечно, молча молятся перед
золоченым иконостасом. Один-двое престарелых молящихся
неожиданно простираются на полу. И все же в этом древнем
богослужении с его богатством, широтой, горением свеч, ощущается
удивительная свобода.
"Странное дело, заметил один обратившийся в
православие англиканин, учитель из Бриджуотера, Джон Пальмер, —
вы сами не участвуете в богослужении, и вместе с тем у вас есть
полное ощущение участия — причем не только интеллектуального, в
размышлении над словами; вы отдаетесь службе целиком — душой и
телом. Дети чувствуют себя здесь как дома. Такое же ощущение
возникает и у самых образованных, и у совсем простых людей. В
службе есть и большая простота, и большая глубина». Именно это,
возможно, характеризует и самого митрополита Антония. Вот почему
в среднем 50 человек, среди которых много молодежи, скептиков и
даже агностиков, посещают беседы, которые он проводит три раза в
месяц в Русском соборе.
Вы не найдете в Митрополите внешнего
великолепия. Митрополит Антоний невысокого роста, но широкоплеч
и крепко сложен; одет в черное. Край его рясы стелется по полу.
Он носит черный вязаный свитер. В полумраке притвора, пахнущего
ладаном, вы замечаете тусклый блеск его наперсного креста, седую
симметрию бороды, добрый, но удивительно проницательный взгляд
его темных глаз. Вас охватывает робость. Он учтив и приветлив,
но удивительно трудно произнести первые слова беседы. Вы
чувствуете, что митрополит Антоний — монах по обету и по
призванию; в нем отсутствует любезность более «светских»
архиереев». Вы испытываете странное чувство, что он может, в
крепком объятии, олицетворять само утешение, и, вместе, метать
взгляды, полные громов и молний. Он одновременно уютен, как дама
из благотворительного комитета, и грозен, как стихия. Его можно
сравнить с ветром, с затихшим вулканом.
Он мягко проводит вас через полумрак собора в
ярко освещенную комнату, где включает для вас камин и садится на
прямой стул, с внимательной улыбкой и молча ожидая вопросов. И
все-таки вы никак же можете забыть, как этот человек однажды
сказал, что царство Бежав таит в себе опасность: "Вы должен
войти в него, а не просто собирать о нем сведения».
Опасность составляла неотъемлемую часть его
детства с самого начала. В канун русской революции его отец,
дипломат, представлял царское правительство в Персии, и даже там
в 1917 году было небезопасно. Семья Блумов перешла горы
Курдистана и спустилась на барже по Тигру и Евфрату, попав на
корабль, плывущий в Индию. Только в 1923 году Блумы окончательно
поселились во Франции. Мальчику было тогда 9 лет. Его отец, с
горечью считая, что разделяет ответственность за трагические
события в России, решил стать чернорабочим, его сын не имел
подданства, пока, в 23 года, не получил французское гражданство;
митрополит Антоний до сих пор является французским гражданином.
То было нелегкое для всей семьи время. Не было постоянного дома,
и мальчик был пансионером в школе, находившейся в самых трущобах
Парижа.
«Из своего детства я вынес опыт жестокости,
насилия, бессердечности, где люди были друг для друга врагами и
причиной страданий. Нужно было бороться и побеждать, чтобы
выжить».
Интересно, что первый настоящее кризис он
испытал не в это время, а уже в возрасте 14-и лет, когда семья
Блумов смогла благополучно обосноваться под одной крышей в
пригороде Парижа.
«Я столкнулся с проблемой совершенного счастья.
Это было труднее всего, с чем я сталкивался раньше. Окруженный
жизненными трудностями, можешь, по крайней мере, что-то сделать.
Стать же счастливы — означает отсутствие каких-либо проблем,
целей, отсутствие смысла жизни. Это как бы всю жизнь есть один
сладким крем и ничего другого.
С этого момента, вероятно, как у многих других
подростков, начались поиски смысла жизни. Вопроса о Церкви для
него не стояло. «Родители мои были верующими людьми, но они
верили больше в честность и искренность, чем в «церковность». И
вскоре я обнаружил, что посещений церкви вообще можно избежать.
Вдохнув три раза дым от ладана, я мог упасть в обморок, поэтому
больше трех шагов никогда не делал».
Однажды с большим трудом его уговорили посетить
из вежливости лекцию священника в местном молодежном клубе.
Христианство, о котором он узнал на лекций, вызвало у юноши
известное внутреннее сопротивление, как он сам говорит, «глубоко
оттолкнуло его». Тем не менее, обладая аналитическим умом, он
решал найти подтверждение своему первому впечатлению, которое
другим быть и не могло: до этого он ничего не знал о Евангелии.
Ему пришлось попросить у матери Новый Завет. Он не рассчитывал,
что книга может ему понравиться, и выбрал для чтения самое
короткое из четырех Евангелий — Евангелие от Марка.
Митрополит Антоний часто описывает, но всегда
без прикрас, момент, когда он почувствовал по другою сторону
стола Присутствие и осознал, что это — Христос. Ощущение было
настолько сильно, что никогда не покинуло его. Для него Христос
действительно жив, действительно находился рядом: юноша мог с
абсолютно уверенностью сказать, что сотник говорил правду:
«Истинно человек этот был Сын Божий».
«Евангелие не открывалось для меня как рассказ,
в который можно верить или не верить. Оно началось для меня как
событие, которое оставило все проблемы неверия позади, потому
что это был непосредственный личный опыт.
В беседе с Марганитой Ласкн митрополит Антоний
противопоставил ее вере в отсутствие Бога собственное, как он
выразился, знание: «Мне кажется, что слово "вера" может сбить с
толку, Оно создает впечатление чего-то необязательного, что мы
можем принять или оставить. Я твердо знаю, что верю, потому что
знаю, что Бог есть. И я очень удивлен, что вы можете этого не
знать».
Темные глаза его улыбаются: «Я не удавлюсь, если
про меня скажут, что я сумасшедший. Но я-то точно знаю, что
произошло. Даже если я ненормален, я, во всяком случае, намного
выдержаннее и нормальнее некоторых, кого можно назвать
нормальным. Я десять лет был врачом и тридцать лет —
священником, не проявляя особых признаков умственного
расстройства».
В 1939 году он получал диплом врача, закончив
перед тем среднюю школу и изучив в Сорбонне физику, химию и
биологию. Чтобы платить за образование и учебники, он с 12-и лет
занимался репетиторством, преподавая по вечерам те же предметы
более молодым учащимся. П В сентябре 1939 года он был призван во
французскую армию и до конца войны работал хирургом, будучи
одновременно участником Сопротивления. Одно из ярких
воспоминаний той поры связано у него с немецким солдатом,
попавшим в госпиталь с раздробленным пальцем. Простым и разумным
решением была бы ампутаций, но, зная немецкий язык, Блум
выяснил, что мирная профессия солдата — часовщик. Ампутация
пальца у больного означала бы конец его деятельности. Палец не
был ампутирован, и митрополит Антоний говорит: "Тогда я понял —
профессия человека так же важна, как и всё остальное. Я бы
сказал, что я научился ценить прежде всего простые человеческие
заботы».
Бог для него — Бог личный, и люди — это живые,
самоценные личности, — говорит отец Бенедикт Рэмсден, обращенный
англичанин, ныне православный священник в Экзетере: Такое
качество очень привлекательно, но люди начинают считать его
кем-то вроде гуру. Он невероятно старается тушеваться, но ему
часто не дают это делать. Он просто хочет, чтобы люди были сами
собой».
Митрополит Антоний остается прежде всего
созерцательным монахом: «Я — человек одиночества. И чем больше я
нахожусь один, тем лучше для мена. Из этого одиночества можно
выходить и многое делать, но мне необходимо очень подолгу
оставаться одному».
В 1943 году Блум тайне принял монашество,
открытие чего лишило бы его возможности заниматься врачебной
практикой. Он не открывал своего монашества до 1948 года, когда
он был рукоположен в священника. У него не было возможности
пойти во пути созерцательного монашества, традиционного для
православия со времени императора Константина. Требовались
священники, и Антоний был назначен на служение в Лондон, где
девять лет спустя был рукоположен в епископа. В этом один из
парадоксов Православной Церкви, где священники обычно женаты, но
в епископы рукополагаются только монахи. А епископу редко
приходится находиться в уединении.
Сейчас митрополиту Антонию помогают два
священника: о. Михаил Фортунато и о. Джон Ли; они взяли на себя
посещение людей. Но около шести часов в день митрополит сам
принимает людей; он чрезвычайно доступен. Он также ведет
аккуратную переписку — митрополит получает около двух тысяч
писем в год, предпочитая ответ письмом личной беседе. Ему
приходится готовиться к беседам, проводимым три раза в месяц, на
что уходит много сил. Однажды он сказал: «Я говорю со всей верой
в убеждением, на которые способен. За сказанное могу положить
свою жизнь».. И всё же ему удается сохранять некоторого рода
затвор. Собор не только духовно, но и физически является его
домом. Он живет в комнате, несколько меньшей ризницы; рядом по
коридору находится ванная комната.
«К счастью, для одиночества есть вся ночь. Я
представляю собой что-то среднее между приходским священником,
епископом в служкой. Как замечательно пройти из своей комнаты
прямо в храм, в тишину. Я стараюсь закончить свой рабочий день в
8-9 вечера, и раньше 9-и утра ко мне обычно не приходят, поэтому
у меня остается 12 часов на чтение и размышление, я сам готовлю
и убираю. Покупки делать почти не приходится — я могу попросить
прихожанина принести всё необходимее. По воскресеньям прихожане
приносят мне еду — сыр, салат, чем я и питаюсь большую часть
недели. И сейчас я богаче, чем был — мой оклад составлял около
1000 фунтов в год, а сейчас я пенсионер по старости.
Каждый год митрополит приезжает в Россию для
отчета Патриарху, для проповедей и бесед. Церковь в России
подвергается критике за ее уступки советскому государству, но
вся история Русской Православной Церкви отмечена нажимом,
давлением и гонениями со стороны государства. Одна из ее сильных
сторон — стойкое следование традиции, вместе с достаточно
гибкой, чтобы выдержать вмешательство государства, будь то при
царях или при нынешнем кремлевском руководстве. Важным фактором
является то, что с IX века славянский
язык —язык народный — стал богослужебным языком, в отличие от
латинского языка в католической церкви. Но возможно, самым
главным является удивителъно-неуловимое свойство православной
веры. О. Сергий Гаккель, благочинный Русской Церкви в Британии,
сказал: «Православная вера никогда не старалась составлять
длинный перечень тщательно сосчитанных и официально принятых
веровании. Есть ряд моментов, которые Церковь хорошо осознает,
не нуждаясь в их детальной разработке. В любом случае,
человеческие слова редко пригодны для описания таин».
Для митрополита Антония слова могут представлять
собой опасность, особенно слова в защиту диссидентов в Советском
Союзе. Сам он не раз произносил их, но не считает, что это
наилучший путь помощи живущим в России: «В России можно стать
героем и делать громогласные заявления — или можно быть самым
обыкновенным приходским священником, проповедовать Евангелие,
заботиться о живых и умирающих, и в конечном итоге принести
больше пользы. Это очень смиренный путь служения людям, но в
конце концов он более важен, чем политические заявления.
Миллионы людей в России получат причастие и узнают о Евангелии,
и умрут задолго до того, как история что-либо изменит для них».
И сегодня храмы в Советском Союзе полны народа,
несмотря на продолжающиеся преследования и усиление репрессий
после вторжения в Афганистан. В Великобритании Русская
Православная церковь не только обращает людей в Православие, но
и играет важную экуменическую роль.
О. Сергий Гаккель считает, что здесь частично
проявляется отрицательная притягательность: «Многие люди,
чувствуя обеднение христианства в западных церквах, находят в
православии неизменное, неразбавленное богатство литургической и
духовной жизни, отсутствие какой-либо двусмысленности,
удивительное сочетание авторитетности и свободы».
Митрополит Антоний высказывается осторожнее:
«Мне кажется, сейчас считается почти заслугой задавать вопросы,
не отвечая на них. Ряд людей приходит к нам, чувствуя, что они
не могут всё время жить под знаком вопроса. А ведь мы так много
знаем от Бога. Мы думаем, что можем ответить на некоторые
вопросы».
Пер.
с англ. Telegraph
— Sunday magazine.
1981,
April 19. N. 238.
Pp. 32-33,35,48,41, photos.
Публикуется с
разрешения Дианы Винзор
|
