Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Я хочу обратить ваше внимание на две
стороны очень богатого содержания сегодняшнего Евангелия. Во-первых,
Господь призвал на брак, т.е. на самую глубочайшую, совершенную
радость — самых близких Ему людей, тех, которые всегда, в минуты
радости, около Него были, тех, которые
умели делить все светлое, что проходило в Его жизни... Но вот, когда
дошло до последней радости, до радости Господней, до брака Его Сына,
когда радость оказалась Его собственной и неразделимой, когда
радость оказалась такая, что надо было приобщиться Его радости, а не
только разделить с Ним радость, тогда все начали от этого брачного
пира отказываться. Кто купил землю и надо было ее обозреть, кто
купил волов, и надо было их испробовать, кто сам женился, и не до
радости другого брака ему было...
Не так ли бывает часто с нами и по
отношению к Богу, и по отношению друг ко другу? Когда радость чужую
— будь то Божию, будь то человеческую — мы можем так разделить,
чтобы она стала радостью нашей, не
только приобщиться чужой радости, но присвоить себе хоть какую-то
долю ее, — мы с готовностью идем; но когда нам надо только
радоваться чужому счастью, когда, в конечном итоге, радость окажется
не нашей, а его — Божией или человеческой — нам некогда: мы заняты
землей, у нас своя радость, свой брак; у нас своя земля, своя
работа, нам некогда пойти только ликовать, потому что другой
ликует... Делить горе мы иногда, — не всегда, — кое-как умеем; а
разделить радость бывает очень трудно. Нужно очень много отрешенной,
великодушной любви, чтобы уметь радоваться той радости, которая, в
конечном итоге, останется собственностью другого, не моей. А вместе
с этим, если мы не можем радоваться так, то значит любви к человеку
— или к Богу — у нас очень, очень мало... И оказывается, что мы
умеем радоваться только тогда, когда мы рассчитываем, что радость
будет наша, что мы сможем ее присвоить.
И об этом говорит вторая черта
сегодняшнего Евангелия. Когда все близкие, приближенные отказались,
Господь повелел созвать незваных нищих, бродяг, людей, которые
никогда к Нему близко не подходили раньше: Пусть Мой пир
исполнится... И вот собрались люди; все приходили недостойными этого
пира и этой радости; нищие приходили в нищенском рубище, и всех
принимал Господь, и каждого Он принимал со щедростью и
гостеприимством, которое из них делало не нищих на Его пиру, но
гостей, равных Ему. Их принимали и одевали, и мыли, и вводили в
чертоги царские так, чтобы они не чувствовали себя не на месте,
нищими, обездоленными, которым только на мгновение перепадает
какая-то доля торжества... Но среди них оказался такой, который
пришел не разделить радость Господню, а пришел насытиться трапезой
Господней. Он, видно, прошел мимо тех, которые хотели его и умыть, и
одеть, и приготовить к пиру: не для того я пришел, чтобы
прихорошиться, я пришел, чтобы поесть, насытиться, — прошел прямо в
пир. И когда вошел хозяин, он увидел, что были нищие с теплым,
ласковым, благодарным сердцем, которые захотели быть такими гостями
своего хозяина, чтобы он на них глядел и не стыдился, чтобы он мог
радоваться, что они широко приобщены этой радости; не только
насыщены, но одеты, утешены,
обрадованы... И среди них он увидел такого, который только от
жадности пришел, — и того Он Своим гостем не признал; этот человек
не пришел для того, чтобы разделить радость, не пришел для того,
чтобы возрадоваться радостью Господней, а только для того, чтобы
насытиться Его щедрот... Такому на пиру не оказалось места.
Не так ли мы часто идем на пир
Господень, не этого ли мы часто ожидаем от Церкви, от Бога, от
Царствия Божия? Пир уготован, Агнец заклан. Но этот Агнец — Христос,
Сын Божий; радость Господня — о том, что когда мы приобщимся тайне
Христа, мы станем детьми Его собственного дома. Но приходим ли мы с
готовностью разделить со Христом все то, что Он Собой представляет?
Приходим ли мы с готовностью так приобщиться Христу, чтобы не только
вечная Его слава, но временный Его подвиг, страдание, крест стали
нашим достоянием? Готовы ли мы пройти через всю тайну Христа — или
же довольно нам того, что Христос умер
за нас, а мы хотим жить Его жизнью, не
умирая ни миру, ни себе? Не подобны ли
мы тогда тому единственному гостю, который вошел, чтобы только
получить, только насытиться, только о себе думал, не захотел
приобщиться самой тайне пира, самой крестной радости Воскресения?
Подумаем об этом — часто ли мы
отзываемся, когда нас зовет Господь: Приидите ко Мне, — не отвечаем
ли мы: земля меня держит, заботы мои меня поработили; радость моя
достаточна и без Тебя... А когда мы приходим, потому что мы не
только призванные, но и трудящиеся, и обремененные, — идем ли мы для
того, чтобы стать одной жизнью с тем Богом, Который так нас любит,
что Он Своего Сына Единородного дал, чтобы мы были спасены, чтобы
жизнь Его стала жизнью нашей? Хотим ли мы приобщиться всей Его
радости и любви, или только Его славе, только покою, только миру,
только победе, которые Он нам может дать ценой креста и смерти
Единородного Сына? Подумаем об этом, потому что слово Господне —
призыв к вечной жизни, но и суд. Аминь. |